Календарь
Просмотр новостей по дате
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
 1
2345678
9101112131415
16171819202122
232425262728 
Жизнь и смерть газеты или старая сказка да на новый лад
26 февраля 2009, Журналистика

Самую малость не дожила газета "Театральные ведомости" (выходившая в Старом Осколе) до своего юбилея - ее смерть наступила на девяносто пятом номере. А начиналось всё ещё в конце прошлого века, в далёком 1999 году в Санкт-Петербурге.

 

Я руководил информационно-просветительским центром (ИПЦ), который занимался юридическим обслуживанием населения муниципальных образований центральной части города, выпуском ряда муниципальных газет, организацией и проведением культурно-массовых мероприятий. Было несколько своих газетных проектов. В частности, издавались еженедельные газеты «Закон и беспредел» и «КЭТ» (кино, эстрада, театр). Тем не менее, давно уже вызревала идея создания чисто театральной газеты, так как на удивление не было таковой не только в Питере, но и в России. И начали готовить «пилотные» выпуски. У самых истоков «Театральных ведомостей» стояли сотрудники ИПЦ Виктор Рымарь (зам.директора), Олег Юдин (журналист и руководитель Санкт-Петербургского художественного театра), Дарья Полухина (корреспондент газеты). Редко какой номер газеты выходил без интервью Владимира Желтова, который не бросил газету даже в самые трудные времена. А затем в Питер собрался на гастроли Севастопольский театр «На Большой Морской» под руководством Виктора Оршанского, точнее, уже Оскольский театр для детей и молодёжи, так как часть труппы переехала из Севастополя в Старый Оскол. Мы договорились о гастрольной площадке в Санкт-Петербургском Театре Эстрады, сделали рекламу во всех своих изданиях, а так же поговорили о том, что хорошей рекламой для театра стало бы создание своей газеты. Итак, гастроли были намечены на март 2000 года, а использовать вариант газетной рекламы решили заранее. Виктор Оршанский в ту пору горел идеей сценического воплощения добра и истинной красоты, что подкупало и притягивало к нему – хотелось помочь, поддержать бескорыстного и бесстрашного путешественника в мир художественного творчества, освещенного благородными помыслами. К тому же, театру требовалась помощь не только в рекламе гастролей, в российском промоушне его творческого кредо, но и в решении чисто практических проблем с переселением из Украины в Россию, оформлением служебного жилья, освоением пространства городских инфраструктур на организационно-правовом уровне. Я стал курсировать между Питером и Старым Осколом. В итоге 30 декабря 1999 года в Старооскольской городской типографии был подписан в печать первый официальный «пилотник» газеты «Театральные ведомости» под учреждающей эгидой Оскольского ТДМ. А в марте состоялись гастроли театра в Питер… Показывали «Человек и джентльмен», «Маугли», «Стойкий оловянный солдатик», «Приятного аппетита, Тигр!» Актёры очень старались. Режиссёр сильно переживал… Расстраивать Оршанского не хотелось, и поэтому в газете появились только более или менее положительные отзывы. А, между тем… «Извините, но это самодеятельность,»- отвечали Даше Полухиной на вопрос о впечатлении от посещения спектаклей актёры и режиссёры других театров. Об излишнем жиме на публику говорили искушенные питерские зрители. Но многих умиляло то, как провинциальная труппа стремится воплотить режиссёрскую идею. За искренность порыва Оршанскому можно было простить многое. Условность в его работах оправдывалась стремлением к совершенству посредством воздействия на общественную жизнь художественным творчеством. Вершиной в череде спектаклей-деклараций, спектаклей–призывов можно считать «Ганс мой Ёж», поставленный Оршанским по собственной пьесе. Самым же удачным спектаклем, на мой взгляд, остался спектакль «Знать бы прикуп…», опять же поставленный Оршанским по собственной пьесе. Замечательными постановками стали «Замарашка» по пьесе Гловацкого и этюды по чеховским рассказам. Но об этом чуть позже, а тогда директор театра Олег Лабозин убедил меня в необходимости всячески поддержать гениальные замыслы Виктора Оршанского, обладающего огромным творческим потенциалом и прекрасными человеческими качествами – «нужно просто помочь расправить ему крылья…». Забавно, что восемь лет спустя Оршанский повторит эту же фразу в отношении Лосева, пойдя на разрыв дружеских отношений с Лабозиным. С тех пор газета стала выходить то в Питере, то в Старом Осколе. Распространялась она уже по подписке через Роспечать. Её читали во всех регионах России, а благодаря Интернету и далеко за её пределами. В каждом номере что-то рассказывалось об Оскольском театре. Пробиваясь на какой-либо фестиваль, мы «козыряли», что вот, мол, мы из глубинки с таким необычным названием как город Старый Оскол да ещё и российскую театральную газету выпускаем. Иногда срабатывало. Но денег на газету постоянно не хватало. И часто она выходила за счёт заработной платы редактора Галиченко, директора театра Лабозина и художественного руководителя театра Оршанского. Зарплату в газете никто не получал, в том числе и литературный редактор Ольга Лабозина все эти годы работала бесплатно. А если какая-то копейка и появлялась в издательстве, то её выплачивали корреспондентам. Так и жили – на сплошном энтузиазме с верой в лучшее будущее. А потом Оршанский гостил у меня в Питере. Всё время говорили о каких-то общих вещах, а когда я уже провожал его на Московском вокзале, он сказал, что вот подумывает о том, чтобы пригласить из Риги в Старый Оскол вторым режиссёром Семёна Лосева, у которого когда-то он работал актёром и которому теперь нужно помочь. И это будет полезно для театра, так как Лосев займётся репертуаром, а у Оршанского появится больше времени для свободного творчества. Он словно убеждал самого себя в разговоре со мной, и мои опасения типа того, что это будет уже не театр Виктора Оршанского, а что-то другое, не возымели никакого действия. Так я услышал впервые о Семёне Лосеве, сыгравшем впоследствии роковую роль в судьбе не одного человека и, в итоге, погубившего театральную идею Виктора Оршанского, а соответственно, мимоходом, и нашу газету. Самое смешное, что всё произошло в точности, как в русской сказке про заячью избушку лубяную да лисью – ледяную. «Интересность» Лосева определялась его поверхностными навыками в различных направлениях – учился, преподавал, работал ассистентом, записывал разговоры на коллоквиумах с участием Товстоногова, пытался рисовать портреты и ставить спектакли. Поверхностными были и остаются его интересы, ибо, с моей точки зрения, ни в одном направлении он так и не преуспел. Но зато он стал прямо-таки чёрным роком для Виктора Оршанского. Будучи молодым и популярным актёром с блестящими перспективами, Виктор Оршанский как-то сыграл в одном из спектаклей Лосева. И этого оказалось достаточно, чтобы сломать его актёрскую карьеру. Прямая ли здесь зависимость или нет, но хронологически выстраивается именно так, что Лосев «отвадил» Оршанского от русского театра. У Оршанского начинается творческий поиск самого себя. Но единожды себя потеряв, невозможно уже вернуться к самому себе в прежнем качестве. Обладая колоссальной творческой энергией Оршанский делает невозможное – из самодеятельного театрального кружка в пору распада Советского Союза он создаёт свой театр и вывозит его в Россию. Планов громадьё. Я ухожу работать к нему заместителем директора … Но с появлением Лосева в театре Оршанский попадает опять в тупиковое положение. Заниматься репертуаром Лосев не хочет, предпочитая восстанавливать свои старые постановки, забирая актёров из проектов Оршанского. И Оршанский уступает. Он приостанавливает свои постановки, начинает заниматься кино, драматургией… В театральном институте (курс ЯГТИ при театре) Оршанский также сдает позиции Лосеву. Актёрам и студентам это не нравится. Оршанский убеждает их прислушаться к Лосеву, хотя и сам не в восторге от того, что тот ставит на Старооскольской театральной сцене. А что же он ставит? Да ничего нового. За шесть лет в Старом Осколе он не поставил ни одного нового спектакля, восстанавливая только то, что было создано в молодости. Известность в Старом Осколе пришла к Лосеву с постановкой «Эй, ты,-здравствуй!», где главные роли исполнили Александр Гаврилов и Людмила Собченко. Сегодня их нет в театре - они уволились и уехали из города, как только Лосев стал и.о. художественного руководителя. И не только они. Практически почти весь курс, обучающийся у Лосева ушёл из театра. От многих актёров в театре остались только их портреты на стене фойе. Театральные этюды о Пушкине «Жизнь Александра Пушкина. Детство» и «Жизнь Александра Пушкина. Лицей» воспринимались публикой с восторгом именно благодаря им, молодым, красивым, задорным, сыгравшим роли лицеистов – всё те же Александр Гаврилов, Олег Лабозин, Денис Трещёв, Олег Чернятьев, Артём Кабидов, Сергей Попов… Все они ушли из театра Лосева. Сам же спектакль старались протолкнуть к дате, к названию фестиваля, к месту... Но когда мы с Желтовым попытались организовать показ спектакля для питерской театральной общественности, то услышали, что данный тренинг для студентов театрального института на спектакль не тянет. В Москву уехали и Екатерина Авдеева, и Надежда Евтехова… О предательстве театра говорил Лосев в связи с уходом молодых актёров, но, с моей точки зрения, они не только имели полное право так поступить, они обязаны были так поступить, спасая свои творческие способности, стремясь к их развитию и реализации. Между тем, с курса Оршанского мало кто уходил. Но одно дело – положить жизнь свою служению идее, и совсем другое – превращать в «гуинпленов» людей ради удовлетворения своих прихотей. И если в романе Виктора Гюго «Человек, который смеётся» калечили тело человека потехи ради, в нашем случае калечат души актёров и зрителей. В отличие от Оршанского, который мог спорить с актёром о творчестве и который признавал в актёре полноправного соавтора спектакля, Лосев рассматривает актёра как строительный материал. Лосев категорически против присутствия актёров на обсуждениях спектаклей с участием театральных критиков. Зачем слышать актёрам критику в адрес работы режиссёра, зачем слышать оценку собственной работы из уст профессиональных театральных зрителей – режиссёр сам решит, что можно знать актёру о спектакле, а что нет. Нет доверия актёру. Нет свободы творческого мышления. Налицо страх режиссёра оказаться неубедительным для актёра и излишняя мнительность, когда всё принимается на свой счёт. Как-то я опубликовал в газете свои размышления о причине пустых залов в театре и высказал предположение, что не только администрация театров виновата в отсутствии зрителей, не только и не столько недостаточность рекламы о спектаклях, сколько качество самих спектаклей, их современность и своевременность, насыщенность репертуара и активность творческая режиссёра, подразумевая его способность слышать, понимать и актёров, и зрителей, не отделяясь от того общего, что у нас есть, от своей Родины, от своих национальных корней, от народных традиций, которые не застывшие наряды «а ля рус», а живая развивающаяся материя народной национальной культуры, занимающая значимую часть мирового культурного пространства, формирующего самосознание личности и общественную мораль. Лосев воспринял это как персональный выпад в его сторону, словно кроме него нет в России режиссёров, заявив, что раз в газете пишут о его неумении ставить интересные спектакли, то он должен уйти из театра. Не ушёл. Всё правильно рассчитал. Наши актёры, как дети малые, боятся остаться без папы-мамы, так же боятся остаться без привычного режиссёра-наставника. Недаром же очень сложно было запустить в театре творческие вечера актёров – они не могли самостоятельно, без подсказки режиссёра, выстроить свой творческий отчёт. Но, лиха беда – начало, и сегодня в репертуаре театра уже прошёл спектакль, некогда подготовленный Ниной Лавровой и Александром Кочетком для творческого вечера. Но чем же обогатил Лосев творческий багаж актеров, воспитанных Оршанским? Как и двадцать лет назад, Пашковский и Лысенко представляют зрителям театральные этюды, которым их когда-то научил Оршанский. А ведь сегодня им уже по сорок. Сергей Лысенко, придя в театральную студию, по всем параметрам оценивался профнепригодным – ни голоса, ни пластики, ни внешней фактуры, но зато было сильное желание выйти на сцену. И Оршанский не только дал ему такой шанс, но и нашёл именно тот образ, в котором Лысенко смог раскрыться – роль Борьки-брелка в спектакле «Знать бы прикуп….» стала первой и последней «звёздной» ролью актёра. Он сыграл её более ста раз, но с уходом подросткового возраста обаяние актёра также ушло и из этой роли. То, что привлекало в юноше, не украшает мужчину, делая пародией попытки работы в несвойственном артистической натуре амплуа. Лысенко пытается работать самостоятельно и создаёт, практически, моноспектакль по рассказам Михаила Веллера «Простые житейские истории». Казалось бы, да, вот оно, то, что надо - попал в «десятку», нужно дальше разрабатывать это направление, но.. Но Лысенко предпочитает уйти в подмастерья к Семёну Лосеву, возможно, надеясь перенять его «мастерство» режиссёра-постановщика, перестав замечать, что «мастерство» это складывается из сплошных штампов и заимствований. И сразу же в актёрском плане это увлечение нашло своё отражение в «Аленьком цветочке», где для создания образа Бабы Яги Лысенко вольно или невольно берёт штрихи из работы Георгия Милляра, не утруждая себя самокопанием в процессе поиска собственной трактовки. Такова школа Лосева, на мой взгляд, более приемлемая в эстраде, чем в драматическом театре.Он может быть прекрасным техническим исполнителем сценицеского воплощения готовых идей.Осуществляя постановку, он способоен творчески решать конкретные задачи, составляющие целевое пространство всего произведения, но не обладает как раз тем самым даром сопереживания, преверженцем которого себя и считает. Театр Лосева - не более чем представление. Разыгрывая этюды о Пушкине, он предлагает исполнителю роли арапа «сделать похоже на Высоцкого». В «Вешних водах» использует фрагмент из театрального концерта «Канделябры», придуманного Оршанским. А уж работа по раннему рассказу Михаила Задорнова «Последний тамбур» вообще не имеет никакого отношения к театру – это клуб весёлых и находчивых с пародией на нашу жизнь в кино, преимущественно по фильмам Рязанова. Рассуждения о том, с кем лучше переспать – с женой, с любовницей или с её дочкой во «Французских страстях на подмосковной даче» по пьесе Л. Разумовской могли бы стать прекрасной сатирой на современное общество, с легким ироничным флёром, но Лосев трактует эту пьесу на полном серъёзе, заверяя, что это не хуже Чехова. Актёры плюются, Оршанский в бешенстве, но никто слова плохого Лосеву в глаза не сказал. Жалеют художника, берегут. А как лихо и легко позволяет Лосев «пошутить» в «Тяжёлых днях» Островского с памятником драматургу. С каждым новым спектаклем Лосева Оршанский всё мрачнел. И хотя он объяснял свое мрачное настроение плохим состоянием своего здоровья, мне кажется, что ему было больно видеть как на его глазах убивали в душах актёров то лучшее, что он трепетно выращивал с детства. Актёры переставали понимать то, что они делают на сцене, глаза их тускнели. И теперь от того же Сергея Лысенко со сцены исходила злоба, а не романтика. Но уйти в кино, в столичный театр, да хоть «к чёрту на кулички» ради возможности творческого развития Сергей не решился. Куда проще, оказалось, закрутить интрижку внутри театра, выступив спасителем «затюканного администрацией режиссёра», чтобы быть «первым парнем на деревне», нежели «подавать кушать» в столичном театре. Именно он выступил публичным лидером инициативной группы «свержения» прежней администрации театра и «возведения на престол» Семёна Лосева. В ход пошло всё – и закулисное шептание с актёрами, и «обращения к народу» через читателей газет и театральных зрителей и «ходатайства», и «ночные бдения»… Жизнь стала веселей. Хоть роман пиши, претендуя на соседство с «Сукиными детьми» Леонида Филатова и «Театральным романом» Михаила Булгакова. Сюжет завертелся. Страсти накалились. Общественное мнение группы лиц выстрелило в нужном направлении. Так бывает, когда ребёнок воспитывается родителями в домашних условиях, родители-то хорошие, а ребенок «трудным» подрастает. Излишняя опека развивает совсем не благородные качества, а всё больше эгоистичные. Предательству в театре учились на личном опыте. Был в театре актёр, у которого произошёл конфликт с Оршанским. Дошло дело до судебного разбирательства. Решался вопрос о служебной жилплощади и о восстановлении на работе. Дмитрий смело шёл на судебный процесс, утверждая, что актёры театра на его стороне, что он с ними почти со всеми переговорил. Письмо с подписями почти всех актёров засвидетельствовало обратное – те же актёры просили суд не восстанавливать его на работе, так как это дестабилизирует творческий процесс в театре. Увидев такое проявление двойного единодушия, Дмитрий пошёл на мировое соглашение и уехал в Израиль. Сейчас он работает там актёром в театре. Директор театра Олег Лабозин не только не пошёл на конфликт с Лосевым, но и запретил нам, его непосредственным подчинённым из администрации театра, предпринимать какие-либо меры противодействия. Отказался он и от помощи ходоков из городской интеллигенции, предлагающих поднять народные массы в его защиту. «Мы – муниципальный театр и должны работать в рамках муниципального регулирования общественных отношений. Народ избрал эту власть, и её решение должно быть для всех обязательным». Возможно, он был прав - театр-то существует, в основном, на муниципальные деньги. Поэтому всюду освещалась только одна сторона вопроса, только с точки зрения Лосева и его сторонников писали газеты, показывало телевидение, расползались слухи. Слухи были типа того, что активисты «оранжевой революции» готовы идти до конца, вплоть до голодовки на крыльце городской администрации. Конечно, попробуй они выкинуть такой крендель в Израиле, никто с ними и разговаривать не стал бы, так как шантаж рассматривается там как метод незаконного давления на власть, применяемого террористами. Да и наш Президент в последнее время всё чаще упоминает о недопустимости ведения переговоров с различными вымогателями. Но к нашему случаю, может быть, это не имеет никакого отношения? Может быть, г-н Лосев и компания руководствовались благими намерениями, адекватно оценив свои потенциальные возможности? Но как пристально ни присматриваешься - нет никаких оснований для столь высокой самооценки. Искренне заблуждаются? Возможно. Но людям от этого не легче. Почему чьи-то амбиции должны оплачиваться из общего кармана? Уверен в своей гениальности – открой свой частный театр и существуй за счёт выручки от проданных билетов. Пусть зритель проголосует за тебя рублём. Примеры таких театров есть не только в Москве, Питере, но и в Воронеже, например. Но нет же, хочется побыть в роли мессии, чтобы самоудовлетворяться да ещё и деньги за это получать. А если говорить о воспитательной и просветительской роли театра, то вдвойне нужно посмотреть на тех, кто претендует на такое право. А что мы знаем о Лосеве? Почему он ушёл из Екатеринбургского ТЮЗа за несколько дней до премьеры спектакля? Почему у него был и там конфликт с администрацией театра? Почему уехал из Риги в российскую глубинку? Не потому ли, что здесь бесплатно дали трёхкомнатную квартиру? Не потому ли, что предвидел как Оршанский сдаст ему театр? В принципе, мне это неинтересно – не знаю и знать не хочу. Вопрос лишь в том, что подобный театр, с неоправданными творческими амбициями гораздо опаснее для общества, чем сеть игровых салонов и рюмочных, вместе взятых. Ну, судите сами, о чём можно говорить, если социальная драма Максима Горького «Васса Железнова», в интерпретации Лосева «Вся надежда моя…», превращается в семейную разборку, а жизненная философия Антона Чехова в «Трёх сестрах» подаётся Лосевым как страдания провинциальных барышень по московскому свету. Поэтому и страшно даже идти на спектакль по произведению великого русского писателя-патриота Валентина Распутина «Последний срок» в постановке екатеринбургско-рижско-оскольского «последователя» школы Товстоногова. Кстати, именно на премьере этого спектакля произошло ужасное. У актрисы во время спектакля заболело сердце. В такой ситуации я не могу представить себе Оршанского, потупившего глазки в монологе типа того, что я не могу вас заставить, но вы же понимаете, как важно сейчас для театра, чтобы состоялась эта премьера. Я не знаю, что говорил актрисе Лосев, и говорил ли он что-либо вообще, но, в итоге, она вышла на сцену и доиграла свою роль. Об этом завлит театра писала как о героизме. А актриса с микроинсультом оказалась в больнице. Да какой же это героизм? Кто дал право рисковать жизнью, здоровьем другого человека? Ради чего? В подобной ситуации при Оршанском спектакль наверняка отменили бы, а вся кардиология города была бы поднята Лабозиным по тревоге. Но теперь это уже театр не Оршанского, и Лабозин здесь не работает. А эксплуатация имени старейшего 92-летнего актёра театра? Что это? Пожилой человек после серьёзной травмы лежит в больнице, а театр устраивает шоу с его заочным участием? Да ради чего? Какую ж ещё цену нужно заплатить за благозвучие имени театра? Или его режиссёра? Ценишь, уважаешь человека, так пойди и помоги ему скромно и без помпы, без… Да что тут говорить? Неужели непонятно? Неужели вам нравится смаковать сегодняшние телепередачи о Караченцеве, например? Да посвятите вы спектакль Актёру, забронируйте ему именную ложу в театре, устройте уютную тёплую встречу, когда он поправится! Но нет же, надо ловить момент, набирать очки…. Не так давно прошла череда бенефисов. А чем отчитываться на бенефисе Валерию Пашковскому? Замечательный актёр. Но, опасаюсь, что если он останется с Лосевым и далее, то скоро можно будет добавить – бывший замечательный актёр. Оршанский сумел раскрыть энергетический потенциал Пашковского. «Актёр – три тысячи вольт» называли его. Но опять же, это была находка для юного Пашковского, а теперь, когда он перешагивает свое сорокалетие – он не имеет своего актёрского образа. Может быть Лосев лишён восприятия психологии творчества? Или это связано с возрастом? К сожалению, не каждому удается с годами набраться мудрости и сохранить энергетический потенциал, почему и предусмотрены возрастные ограничения для некоторых руководящих должностей и профессий. Поэтому очень важно остановиться вовремя, уступить дорогу молодым и начать вести себя соответственно своему возрасту. Неприятно видеть на эстрадной сцене кривляющегося в неглиже пожилого человека, который всё еще чувствует себя привлекательным юношей. А когда усталость или заштампованность творческого метода порождает нечто, похожее на шоу «Супер-стар»? Это, по-английски – «звезда», а по-русски?.. Разве не похож на концерт монологов последний фильм Никиты Михалкова «12»? А разве можно поверить в то, что фильм про Андерсена снял тот же Эльдар Рязанов, который подарил миру «Иронию судьбы…»? Но у этих кинорежиссеров есть за плечами фильмы, за которые можно простить их неудачи, а что есть за плечами у Лосева? Чем он гордится? Тем, что его однажды чуть ли не взяли режиссёром в КВН? Велика ли честь для театрального режиссёра, заявляющего себя последователем русской театральной школы переживания? Я часто в чём-то не соглашался с Оршанским, но в каждом его спектакле было что-то ценное, настоящее. Последние годы работы в Оскольском театре он всё чаще обращался к методу минимализма к абстрагированию актёрской игры от всего наносного, постороннего. Он пытался раскрыть творческие возможности актёра, а не использовать актёра в своих личных творческих планах. Он очень долго отодвигал свои личные предпочтения на задний план. Но не всякий актёр оправдывал его надежды. В его спектаклях «Варшавская мелодия», «Ромео и Джульетта», «А зори здесь тихие…» весь режиссёрский потенциал заложен для реализации через актёрскую работу. Это большой риск, огромное доверие к актёру. И тем обиднее, когда актёр в такой ситуации не понимает режиссёра. В спектакле «А зори здесь тихие…» Оршанский, на мой взгляд, решает использовать излюбленный им метод обратного хода, чтобы дать почувствовать ужас войны через женскую судьбу и увидеть красоту через безобразие войны. И на роль золотоволосой Женьки, столь привычной по фильму, красавицы в исполнении Ольги Остроумовой, Оршанский берет не профессиональную актрису, а театрального завпоста брюнетку Татьяну Сопину. Кульминацией событий могла стать сцена в бане, когда восхищение Женькиной красотой должно быть натуральным, без примеси условности, когда внутренняя Женькина красота затмевает все её внешние недостатки, и уже не видно ни угловатости плоской истощённой войной фигуры, ни острых коленок, ни серой кожи лица… Но чуда не происходит. Татьяна Сопина напряжена и пытается изображать внешнее состояние своей героини, убивая режиссёрский замысел. Хотя может быть, я не прав и что-то себе нафантазировал про режиссёрский замысел, может быть, у нас разные представления о прекрасном. Может быть, «уродцы» в современных мультфильмах западного образца, маньяки и монстры голливудского пошиба и есть эталон красоты, а природное здоровое естество должно исчезнуть как аномалия прошлого образа жизни, уступив место популяции «шреков» и «мутантов»? Но для меня стало очевидным другое чудо в этом спектакле. Ксения Беркович, которая выросла в театре Оршанского с пяти лет, которая так надеялась на роль Женьки, которая столь эффектна с копной своих золотистых шикарных волос и ухоженной фигурой, Ксения получила в этом спектакле роль командира отделения и сумела из красавицы перевоплотиться в измученную горем, ненавидящую войну женщину. Вот он - обратный ход. Смотришь на женственную Ксению Беркович в этом спектакле и пропитываешься атмосферой мужественности и героизма. Точно так же, как и в спектакле «Замарашка», когда маленькая воспитаница колонии для несовершеннолетних преступников в обыкновенном разговоре вдруг воспринимается как взрослая женщина, мудрее, опытнее, сильнее директора колонии, которого сыграл Александр Гаврилов. Этому актёру подвластны были любые роли. И как жаль, что Старый Оскол потерял и Гаврилова, и Беркович – они оба ушли из театра Лосева. Ксения сейчас вместе с Людмилой Собченко, Денисом Трещовым и Олегом Лабозиным- младшим работают в театре в Новом Уренгое. Кстати, в прошлом году Олег Лабозин-младший по результатам зрительского опроса в Старооскольском театре был признан лучшим актёром года. Что касается Олега Лабозина-старшего, бывшего директора Старооскольского театра, то, как только он принял решение уйти из Старооскольского театра из-за непримиримой позиции Лосева и компании при отсутствии практической поддержки и доверия со стороны городской администрации и актёров театра (в лучшем случае, избравших политику невмешательства), тотчас же он получил ряд предложений из различных театров страны. Сейчас он работает заместителем директора московского театра под руководством Олега Табакова. А буквально несколько дней спустя после «оранжевой революции» в Старооскольском театре Лабозина признают лучшим театральным продюссером России и вручают премию имени Дягилева. А ведь в конкурсе участвовали представители ведущих российских театров от Москвы до самых до окраин. Но теперь остается только сожалеть, что Старый Оскол потерял и Лабозина-старшего. И до сих пор он остаётся верен старинной дружбе с Оршанским, категорически отказываясь говорить что-либо по поводу случившегося, и даже эта статья, скорее всего, вызовет у него отрицательные эмоции. Но перед смертью газеты, как и перед смертью человека, нельзя врать, а нужно исповедоваться, облегчить душу от сомнений в правильности понимания окружающей действительности. Не собирался Оршанский уходить из театра. Могу судить об этом по разговору, который состоялся у меня с ним чуть более года назад. Видя, как Оршанский сворачивает свою театральную деятельность в пользу Лосева, я решил уйти из театра. Ни от кого этого не скрывал. Оршанский знал, что я доработаю до конца сезона и уйду. Но однажды он пригласил меня к себе в кабинет и сказал, что лично просит меня не уходить, хотя бы ещё год. Говорили о литературной деятельности Оршанского, о кинопроекте, о гастрольных программах, о создании театрального объединения с участием Питера, которым будет руководить Оршанский, находясь в Осколе, и которое позволит нашим актерам работать с питерскими театрами, а старооскольским зрителям познакомиться с питерскими театральными работами. Всё было решено. По просьбе Оршанского я ездил в Питер, договаривался о репетиционных и гастрольных площадках, с актёрами, с местными властями, с кинопрокатчиками…. Да, Бог мой, с кем я только не договаривался... И всё получалось. Нужно было только принять решение, и на следующий день в Питере было бы зарегистрировано театральное объединение, актёры пришли бы на собеседование, с администрацией площадок можно было бы верстать репертуарный план, с кинотеатрами определять дату презентации видеопроектов и прочее. Но Виктор Оршанский так и не принял решения. И от разговора открытого даже на общем собрании трудового коллектива театра он ушёл. Из Старооскольского театра он тоже ушёл. С шумом... С бессмысленным скандалом и последующим судебным разбирательством. Впрочем, на суд он уже не приехал. Такое ощущение, что его кто-то использовал втёмную для каких-то своих интересов. А если сравнить Театр с мужчиной, то ситуация похожа на ту когда женщина, лишённая красоты и привлекательности, неуверенная во взаимности, расчищает пространство вокруг предмета своего вожделения, убирая возможных претенденток на обладание его сердцем. А если так, то, возможно и Лосева вскорости постигнет участь его предшественников. Иначе невозможно объяснить происшедшее. Как невозможно объяснить позицию местных властей и общественности… Впрочем, народ у нас безмолвствует со времён Пушкина, а властям не до театра, когда в городе столько экономических и хозяйственных проблем. А ведь удержи город Лабозина - мы бы имели реальный шанс получить в городе театр мирового уровня, а актёры нашего театра смогли бы вырваться, при наличии таланта, на большие театральные сцены и киноэкраны. Все предпосылки, как результат многолетней работы администрации театра, были к тому. И договорённости с театральными вузами страны, и с театральными фестивалями, и с ведущими театрами, с киностудиями... Но тогда бы посредственности вынуждены были бы уйти из театра, тогда было бы зрителю с кем сравнивать своих «любимцев» и было бы из чего выбирать в театральном репертуаре. И было просто неловко слушать, как Лосев на одной из пресс-конференций утверждал, что в мире доминируют режиссёрские театры. Я как-то уже писал об этом в «Театральных ведомостях». Период всевластия режиссёра ушел вместе с советской эпохой. Более половины театров России развиваются под руководством продюсеров, как и во всём мире. Но даже если у нас, в России, всегда делалась ставка на личность вне зависимости от структуры управления, то сегодня в Старооскольском театре ставку делать не на кого. Театр Виктора Оршанского умер, а вместе с ним и газета «Театральные ведомости». Дорогие читатели! От вас теперь зависит - попрощаемся ли мы с вами навсегда или скажем друг другу «до свидания». Я знаю, что многие из вас были верными подписчиками на протяжении семи лет, что вы живёте и работаете в самых различных уголках страны. Спасибо вам за ваши письма, за ваше внимание. Но этот наш «театральный роман» завершён. Я ушёл из театра в старооскольское издательство «Роса», созданное под эгидой Российского Общества Современных Авторов. У нас есть свой сайт. Заходите на него. Следите за новостями РОСА.

 

С уважением, Сергей Галиченко.

Текст ранее был опубликован на сайте РОСА и на сайте Кавиком.ру.

0 комментариев / 2668 просмотров
Комментарии
Нет комментариев
Добавить комментарий
Ваше имя:


Сообщение: